Дорога шамана - Страница 216

216

Рори кивнул.

— Точно. Полковник Ребин все отлично организовал. Позавчера он, словно ураган, пронесся по спальням и заявил, что нас осталось слишком мало, чтобы держать открытыми все казармы, и что во время сражений беспорядок приводит к поражению. А как он ругался, когда увидел, что в Скелтзин-Холле разбиты окна и все такое! Он бранится даже лучше, чем мой старик! Кричал, что это преступление — держать солдат в голубятне. Полагаю, здание Скелтзин-Холла собирались снести, но потом руководство Академией передали полковнику Ститу, и он стал использовать его в качестве казармы. Так или иначе, но теперь новый командир нас всех перемешал. Старая кровь, новая кровь, ему все равно. Сказал, что если нас ранят, то у всех она окажется красной, поэтому нам следует заботиться друг о друге.

А еще есть просто замечательные новости. Я видел Джареда и Лоферта. Они вернулись, и я на всякий случай занял тебе место в их спальне. И Горд приехал. Ты не поверишь! Он теперь женатый человек. Свадьба состоялась в самый разгар чумы. Они думали, что все умрут, и решили напоследок немного пожить вместе. Однако никто из их семей так и не заболел. Ты бы посмотрел, какой у него довольный вид. Горд такой счастливый, что уже не кажется толстым.

Я восхищенно покачал головой.

— А как ты умудрился стать капралом? — поинтересовался я.

Он ухмыльнулся, сразу став похожим на большую лягушку.

— Продвижение по службе на поле боя, — это я цитирую полковника Ребина. Он говорит, что так всегда происходит после того, как рассеивается дым сражения. Два дня назад полковник собрал нас и заявил, что если мы будем вести себя достойно, то сохраним нашивки. Могу спорить, ты уже жалеешь, что не вернулся чуть-чуть пораньше.

— Нет, — услышал я собственный голос. — Похоже, ты получил дополнительную головную боль. Поздравляю с нашивками, капрал Харт. А теперь я в первый раз отдам тебе честь! — Я сделал совсем не военный жест.

Рори рассмеялся и ответил мне тем же.

Раньше мне не доводилось бывать в Брингем-Хаусе. Я все еще чувствовал себя чужаком, проходя по полированному каменному полу к конторке сержанта. Старый сержант — раньше я его никогда не видел — дал мне расписаться в списке личного состава, а потом вручил листок с перечнем того, что мне предстояло в этот день сделать. Затем я отправился за постельными принадлежностями. От них пахло мылом. Поднимаясь по лестнице, я обратил внимание, что она не шатается и не скрипит. Повсюду стоял аромат дезинфекции.

Моя спальня оказалась на третьем этаже. Двое кадетов на коленях драили пол в большой комнате для занятий, занимавшей весь второй этаж. Я не удержался и состроил гримасу — мне предстояло в самое ближайшее время к ним присоединиться. Другие кадеты снимали с полок книги и стирали с них пыль. Я даже не знал, что в Брингем-Хаусе есть своя небольшая справочная библиотека. Вот почему кадеты из старой аристократии регулярно получали более высокие отметки по фундаментальным наукам. Весь третий этаж занимали спальни, а вдоль стены шел ряд умывальников и туалетов. Мне все это показалось верхом комфорта.

Я быстро нашел свою кровать — в ногах лежал листок с моим именем. На тщательно скатанном матрасе меня ждало пять писем. Одно — от Эпини и Спинка. «Мистер и миссис Спинрек Кестер» — было начертано на конверте крупными буквами. Я улыбнулся, но улыбка сразу же погасла, когда я заметил послание от отца Карсины. Третье письмо было от самой Карсины, адресованное кадету Невару Бурвилю. В четвертом конверте, наверное, лежало ругательное письмо от Ярил. Пятое — от отца. Я отложил их в сторону и, обнаружив, что мой сундук уже доставлен, принялся раскладывать вещи. Интересно, чем меня порадуют письма?

Я расставил книги на полках и повесил в шкаф одежду. Сундук поместился под койкой. Медленно и аккуратно я раскладывал все вещи по своим местам. Потом застелил постель свежим бельем. И все это время размышлял о том, что мне написали мои близкие.

Когда порядок был наведен, я уселся на свою кровать и вскрыл письмо от Эпини — оно казалось мне наименее опасным. Молодожены писали его прямо в пути и отправили на почтовой станции. Все приводило Эпини в восторг. Когда плохие дороги задержали их и им пришлось ночевать под открытым небом, не доехав до очередного городка, Спинк устроил ночлег под фургоном. Там было уютно, как в кроличьей норе, и еще они слышали вой диких собак. А утром Эпини видела стадо оленей, которые наблюдали за ними с вершины холма. Она приготовила кашу на костре в открытом котелке. Спинк с каждым днем становится все сильнее. Он обещал, окончательно поправившись, научить ее стрелять и взять с собой на охоту. Она думала, что беременна, но ошиблась, и, когда пришел срок, получилось ужасно неудобно. Впрочем, при беременности путешествовать тоже было бы не слишком приятно. Я покраснел, читая эти строки, и сообразил, что Эпини пишет так же откровенно, как говорит. В конце ее длинного послания имелась короткая приписка Спинка. Он сообщал, что совершенно счастлив, и передавал мне привет. Я сложил письмо и убрал в конверт. Значит, у них все замечательно. Я перевел дыхание — только теперь я заметил, что перестал дышать. Наверное, мои друзья смогут построить свою жизнь, и от этой мысли на душе у меня полегчало.

Далее я взял в руки послание отца. Он писал, что моя мать с удовольствием читала эпистолы Эпини, но теперь с нетерпением ждет весточки от меня. Он рад, что я поправился. Отец сообщал, что получил письмо от доктора Амикаса, в котором тот высказывал сомнения относительно моего здоровья и способности продолжать обучение в Академии. Доктор считает, что мне следует год отдохнуть дома и только после этого, если организм полностью восстановится, вернуться к учебе. Тут я нахмурился. Мне доктор ничего подобного не говорил. Отец обещал нашему эскулапу подумать над его словами. Когда я приеду в конце весны на свадьбу брата, он примет решение относительно моего будущего. А сейчас отец выражал надежду, что я буду вести себя разумно, старательно учиться и чтить доброго бога. Я решил, что доктор Амикас написал отцу еще до того, как я стал стремительно поправляться. Облегченно вздохнув, я отложил послание отца в сторону. Если не считать упоминания о тревоге доктора Амикаса, с этой стороны опасаться мне было нечего.

216