Дорога шамана - Страница 19

Весной того года, когда мне исполнилось шестнадцать, к нам приехал еще один учитель. Он пробыл у нас недолго, но запомнился мне больше остальных. Он поставил свой маленький шатер в низине у реки и ни разу не приблизился к нашему дому. Моя мать пришла бы в ужас и почувствовала себя оскорбленной, если бы узнала о том, что он находится менее чем в двух милях от ее юных дочерей, поскольку он был дикарем с равнин и исконным врагом моего отца.

В тот день, когда в мою жизнь вошел Девара, я, ничего не подозревая, выехал из дома вместе с отцом и сержантом Дюрилом. Отец время от времени приглашал нас на утренний объезд своих владений, и я решил, что так будет и на этот раз. Подобные прогулки всегда доставляли мне большое удовольствие. Мы никуда не торопились, останавливались, чтобы перекусить с кем-нибудь из отцовских воинов, заходили в дома и шатры, чтобы побеседовать с пастухами и садовниками. Я не взял с собой ничего лишнего, кроме того, что обычно может понадобиться во время неспешной прогулки верхом. Поскольку день выдался теплый, я не надел теплый плащ и остался в легкой куртке и широкополой шляпе, защищавшей от солнца. В той местности, где мы жили, только дурак выходил из дома без оружия. Я не стал брать пистолет, но на боку у меня висела старенькая, однако вполне надежная кавалерийская сабля.

Я ехал посередине между отцом и сержантом Дюрилом, и мне вдруг почудилось, будто они меня куда-то провожают. Вид у сержанта был недовольный. Он никогда не отличался веселым нравом, но в тот день в его молчании чувствовалось с трудом сдерживаемое осуждение. Сержант крайне редко расходился во мнениях с отцом, и его странное поведение вызывало в моей душе одновременно и страх и любопытство.

Когда мы отъехали от дома примерно на милю, отец сообщил, что мне предстоит встретиться с жителем равнин из племени кидона. Как и всякий раз, когда речь у нас заходила об отдельных племенах, он подробно рассказал мне о принятых у кидона правилах поведения и предупредил, что эта встреча касается только мужчин и мне не следует обсуждать ее с матерью или сестрами, даже упоминать о Девара в их присутствии.

На вершине холма, у подножия которого житель равнин раскинул свой шатер, мы остановились, и я с любопытством посмотрел на его странного вида жилище с непривычно круглой крышей, оно было покрыто оленьими шкурами, туго натянутыми на плетеную основу. Шкуры были выделаны таким образом, чтобы не пропускать внутрь влагу. Неподалеку паслись три лошадки с черными носами, большими животами и полосатыми ногами, каких разводили только кидона. Их черные гривы показались мне жесткими, как щетка для чистки очага, а хвосты скорее напоминали коровьи, а вовсе не лошадиные. На некотором отдалении от них около двухколесной повозки терпеливо чего-то ждали две женщины кидона. В их таратайку с огромными колесами была впряжена еще одна лошадка, в отличие от своих хозяек она уже потеряла терпение и начала перебирать ногами.

Перед палаткой горел маленький костер, но дыма почему-то не было. Сам Девара стоял, скрестив на груди руки, и смотрел на нас. Он знал о нашем появлении еще до того, как мы выехали на вершину холма, и замер в горделивой позе, обратив взгляд в нашу сторону. Его дар предвидения по-настоящему ужаснул меня, и я не смог сдержать дрожь.

— Сержант, можешь подождать нас здесь, — тихо проговорил отец.

Дюрил пожевал верхнюю губу, помолчал немного, а потом сказал:

— Сэр, я бы предпочел быть рядом с вами. На случай, если я вдруг понадоблюсь.

Мой отец посмотрел ему в глаза и ответил:

— Есть вещи, которым ни ты, ни я не можем его научить. То, о чем тебе не расскажет друг, можно узнать только от врага.

— Но, сэр…

— Подожди здесь, сержант, — повторил отец, и вопрос был закрыт. — Невар, поезжай за мной.

Он поднял руку в приветственном жесте, и Девара ответил ему тем же. Затем отец тронул коня коленями и начал медленно спускаться по склону холма к шатру кидона. Я взглянул на сержанта Дюрила, но тот, поджав губы, смотрел мимо меня. Я все равно ему кивнул и последовал за отцом. У подножия холма мы спешились и бросили поводья, зная, что наши отлично обученные лошади не сойдут с места.

— Подойдешь, когда я тебя позову, — едва слышно распорядился отец. — А до тех пор оставайся здесь. И не своди с меня глаз.

Отец с торжественным видом подошел к жителю равнин, и старые враги, демонстрируя огромное уважение, поприветствовали друг друга. Чуть раньше отец объяснил мне, что я обязан вести себя с кидона так же почтительно, как с другими наставниками. Будучи моложе, во время нашей первой встречи я должен склонить голову к левому плечу, не плевать в его присутствии и не поворачиваться к нему спиной, поскольку так не принято у его народа. Выполняя приказ отца, я стоял не шевелясь около лошадей и ждал. Мне казалось, что я чувствую, как сержант Дюрил буравит нас взглядом, но я не посмел оглянуться на него.

Мой отец и кидона некоторое время о чем-то разговаривали, но очень тихо и на торговом языке, поэтому я почти ничего не понял, кроме того, что обсуждалась какая-то сделка. Наконец отец позвал меня, и я вышел вперед, не забыв склонить голову к левому плечу. Затем я смутился, не зная, следует ли обменяться рукопожатием, однако Девара подобного желания не изъявил, и я замер на месте. Кидона принялся деловито меня разглядывать, словно я вдруг превратился в лошадь, выставленную на продажу. Я тоже воспользовался моментом, чтобы самому хорошенько его рассмотреть, ведь раньше с представителями этого племени наши пути не пересекались.

Он оказался меньше ростом и более жилистым, чем другие жители равнин, с которыми я встречался, но кидона были охотниками, нередко устраивали набеги на мирных кочевников и не брезговали копаться в мусоре и отходах. Они считали остальных жителей равнин законной добычей, и те их боялись. Из всех наших врагов справиться с кидона было труднее всего. Они вообще отличались крутым, даже жестоким нравом. Как-то раз, когда гернийский кавалерийский отряд одержал победу над племенем рью, кидона налетели на их разгромленное поселение и забрали все, что там еще оставалось. Отец всегда качал головой, когда упоминал их дикие обычаи, а сержант Дюрил до сих пор ненавидел.