Он произнес последние слова с такой тоской, что следующий вопрос сам собой сорвался с моих губ:
— А если бы земля была твоя, что бы ты с ней сделал?
Я знал, что провоцирую Спинка совершить грех неблагодарности, но удержаться не сумел. Он с горечью рассмеялся.
— Камень, Невар. Камень — вот чем мы владеем. Идея осенила меня в тот день, когда один из солдат моего отца попросил разрешения поселиться на наших землях. Оглядев наши владения, он спросил, зачем мы выращиваем камни — для урожая или для удовольствия. И тогда я подумал: если камень — это все, что у нас есть, значит, мы должны получать прибыль от него. Наш дом, маленький и скромный, построен из камня, да и стены между так называемыми полями сложены из него же. А я слышал, что строительство Королевского тракта идет медленно из-за недостатка подходящего камня. У нас его полно.
— Перевозка камня дело непростое. В вашем поместье есть дороги?
Спинк пожал плечами.
— Их можно построить. Ты спрашивал о моей мечте, Невар, а не о реальности. Пройдут долгие годы, прежде чем мои идеи принесут какие-то плоды. Однако наша семья будет владеть землями на протяжении многих поколений — так почему же не начать прямо сейчас?
Меня обуревали противоречивые мысли. Я знал: судьба человека определяется его рождением. Ставить этот постулат под сомнение означает противиться воле доброго бога. Всем известно, чем заканчиваются попытки спорить с судьбой. Сын должен занять положенное ему место. Моя семья твердо в это верила. Но не все аристократы соблюдали закон так же жестко.
Печально известен случай, когда лорд Оффери после смерти наследника «передвинул» своих сыновей, и солдат стал наследником, священник — солдатом и так далее. Результат оказался трагическим для всех. Новый наследник ввел военную дисциплину среди работников поместья, и большинство из них просто сбежали, оставив урожай гнить на полях. Бывший священник оказался слишком хрупким для тягот солдатской жизни и умер, даже не успев сразиться с врагами. Художник, вынужденный стать священником, слишком творчески подошел к толкованию Священного Писания и с трудом избежал обвинения в ереси. Несчастья одно за другим обрушивались на семью Оффери. Эту историю часто рассказывали для того, чтобы люди остерегались принимать подобные решения. Мне не следовало искушать Спинка или себя мыслями о том, что мы могли бы избрать другую судьбу, не связанную с каваллой. Я решил сменить тему.
— Почему ваше поместье называется Горький Источник? В память о том, что там погиб твой отец?
— Нет, это горькие воспоминания лишь для моей матери и нашей семьи. Дело в том, что рядом с нашим домом бьет несколько больших ключей. Вода в них имеет ужасный вкус, но некоторые племена обитателей равнин почитают это место — они верят, что эта вода лечит множество болезней, а также вызывает чудесные видения и раскрепощает разум. Они не раз предлагали моей семье товары в обмен на право доступа к ключам. Однако мать наотрез отказалась их туда пустить — вероятно, таким образом она хотела отомстить людям, убившим отца. Обитатели равнин ужасно разозлились, они утверждают, что ключи священны и всегда являлись территорией мира, в равной степени открытой для всех. В ответ моя мать им сказала: «Вы сами все изменили, убив моего мужа». За прошедшие годы произошло несколько стычек, когда воины равнин пытались добраться до ключей и украсть немного воды. Но старые солдаты моего отца всякий раз одерживали верх, и те отступали не солоно хлебавши. Они этим гордятся.
Я почти не слушал окончание его рассказа, потому что мое внимание привлек какой-то странный звук. Сначала я решил, что в саду запела птица, но потом меня осенило — это тихое дыхание. Дверь в классную комнату была чуть приоткрыта, хотя я не так давно собственными руками затворил тяжелую створку. Бесшумно подойдя к двери, я резким движением ее распахнул и увидел Эпини, уже переодетую к обеду и с неизменным свистком во рту. Кузина усмехнулась, и маленькая безделушка издала негромкий свист.
— Пришло время обеда, — заявила она, зажав свисток в зубах.
— Ты подслушивала? — сурово спросил я. Она выплюнула свисток.
— На самом деле нет. Я просто стояла и ждала, когда в вашем разговоре возникнет пауза, мне не хотелось его прерывать.
Она произнесла эти слова так беспечно, что я почти ей поверил. Но потом понял необходимость следовать ранее принятому решению. Если она намерена притворяться капризным десятилетним ребенком, то и мне следует отчитать ее, как нашкодившую маленькую девчонку.
— Эпини, подслушивать чужие разговоры, стоя под дверью, неприлично, как бы ты это ни объясняла. В твоем возрасте следовало бы это знать.
Она склонила голову набок.
— Я прекрасно знаю, когда не следует подслушивать, дорогой кузен. А теперь пришло время спуститься к обеду. Отец любит поесть, и ему не нравится, когда пищу подают остывшей. Тебе ведь известно, что невежливо заставлять хозяев ждать?
Я не мог больше сдерживаться.
— Эпини, ты почти моя ровесница, и я знаю, что твои родители уделяли достаточное внимание твоему воспитанию и манерам. Почему тебе так нравится изображать из себя неразумное и взбалмошное дитя? Неужели ты не способна вести себя как юная леди?
Она улыбнулась, словно только теперь я оценил ее по достоинству.
— Если уж быть точной, то я на один год и четыре месяца тебя младше. Но в тот день, когда я начну вести себя как безупречная юная леди, мой отец начнет обращаться со мной соответствующим образом. Я уже не говорю о матери. И это станет началом конца моей жизни. Впрочем, едва ли ты сумеешь понять, о чем я говорю. Спинк, ты готов сопровождать меня к обеду? Или ты тоже полагаешь, что я слишком капризна?